Илья Машков — один из самых ярких и смелых художников русского авангарда, человек, который не боялся нарушать правила и создавать свои. Он родился в станице Михайловской, на вольном Дону, в семье торговцев овощами и фруктами. С ранних лет он привык к «плоти» плодов, и эта любовь к материальной насыщенности мира позже стала основой его знаменитых натюрмортов. Первые шаги в искусстве он сделал, расписывая вывески — опыт, который вплел в его живопись народное, уличное, площадное начало.
Поступив в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, Машков учился у Серова, Коровина, Пастернака. Но классическая школа быстро стала тесной: он раскрашивал натурщиц зеленым и ультрамарином, лепил форму цветом, а не тоном. Его новаторство обернулось исключением из училища, но уже через год он открыл собственную студию, ставшую модным центром Москвы. Здесь занимались Петр Кончаловский, Владимир Татлин, Александр Лабас, Вера Мухина, Павел Соколов-Скаля и многие другие будущие звезды. Машков требовал от учеников здоровья, силы, трудолюбия и только на четвертом месте — таланта. В мастерской, наряду с этюдами, стояли гири, а в расписанных им самим правилах висело: «Вера в учителя обязательна».
В 1910 году он стал одним из основателей объединения «Бубновый валет», выставка которого прогремела скандалом. На картинах Машкова натюрморт превращался в орнаментальную феерию, поднос становился порталом, а фрукты — гигантами, закрученными в хоровод. Он соединял объем Сезанна с цветовым ритмом Матисса, а в портретах играл с образом: превращал изящных аристократок в брутальных героинь, писал их на фоне фантастических декораций, где неживое оживало и вступало в игру с моделью.
Машков был не только колористом, но и мастером образных парадоксов. В его «Русской Венере» — не морская пена, а русская зима, которая преграждает путь Наполеону, а в «Автопортрете с Кончаловским» — не художники, а силачи с гирями, окруженные книжными «святынями»: Сезанн, Египет, Греция, Италия и Библия.
Он трижды ездил в Европу, изучал Раннее Возрождение, видел Джотто, находил в нем предвестия кубизма. Но при всей увлеченности западным искусством оставался верен натурному видению: писал только то, что можно потрогать, обойти, почувствовать запах. Даже череп в его натюрморте выглядит живым и почти улыбчивым.
В новой обзорной лекции «Живая плоть вещей. Творчество Ильи Машкова» Татьяна Ильина показывает Машкова как художника, который умел соединить народное и модернистское, серьезное и игровое, натурную фактуру и фантазию. Его картины — это мир, где цвет становится героем, а зритель — участником нескончаемого спектакля.
